– А сколько овец, Паганель?
– Семь миллионов сто пятьдесят тысяч девятьсот сорок три, Мак-Наббс!
– Считая и барана, которого мы в данную минуту едим, Паганель?
– Нет, без него: ведь три четверти его мы уже уничтожили.
– Браво, господин Паганель! – весело смеялась леди Элен. – Надо сознаться, что вы прекрасно подкованы в географии и, сколько бы ни старался наш кузен Мак-Наббс, ему не удастся поставить вас в тупик.
– Что ж, это моя профессия – знать все это и при надобности сообщать вам. Поэтому можете поверить мне, если я скажу, что в этой необыкновенной стране нам предстоит увидеть немало чудесного.
– Однако до сих пор… – начал Мак-Наббс, любивший подзадорить географа.
– Да подождите же, нетерпеливый майор! – воскликнул Паганель. – Вы едва успели перешагнуть через границу, а уже ворчите. А я говорю, повторяю вам, клянусь вам, что этот край – самый любопытный на всем земном шаре! Его возникновение, природа, растения, животные, климат, его грядущее исчезновение – все это удивляло, удивляет и удивит всех ученых мира. Представьте себе, друзья мои, материк, который, образовываясь, поднимался из морских волн не своей центральной частью, а краями, как какое-то гигантское кольцо; материк, в середине которого есть, быть может, наполовину испарившееся внутреннее море; где реки с каждым днем все больше и больше высыхают; где нет влаги ни в воздухе, ни в почве; где деревья ежегодно теряют не листья, а кору; где листья обращены к солнцу не поверхностью, а ребром и не дают тени; где растут огнестойкие леса; где каменные плиты тают от дождя; где деревья низкорослы, а травы гигантской вышины; где животные необычны; где у четвероногих имеются клювы, например у ехидны и утконоса, что заставило ученых выделить их в особый класс; где у прыгуна кенгуру лапы разной длины; где у овец свиные головы; где лисицы порхают с дерева на дерево; где лебеди черного цвета; где крысы вьют себе гнезда; где птичка-шалашник строит целые беседки для своих крылатых подруг; где вообще все птицы поражают разнообразием песен и способностей: одна подражает бою часов, другая – щелканью бича почтовой кареты, третья – точильщику, четвертая отбивает секунды, точно маятник; есть такая, которая смеется утром, на восходе солнца, и такая, которая плачет вечером, на закате. Самая причудливая, самая нелогичная страна из всех когда-либо существовавших! Земля парадоксальная, опровергающая законы природы! Ученый-ботаник Гримар имел полное основание сказать о ней: «Вот она, эта Австралия, какая-то пародия на мировые законы или, вернее сказать, вызов, брошенный в лицо остальному миру!»
Эта тирада, стремительно произносимая Паганелем, казалось, никогда не кончится. Красноречивый секретарь Географического общества уже не владел собой. Он несся все вперед и вперед, отчаянно жестикулируя и при этом так размахивая вилкой, что его соседям по столу положительно грозила опасность. Наконец голос его был заглушен громом аплодисментов, и он умолк.
Конечно, после этого перечисления особенностей Австралии никому не пришло в голову задать географу еще какие-либо вопросы. Только майор спросил-таки своим неизменно спокойным голосом:
– И это все, Паганель?
– Нет, представьте, не все! – воскликнул с новым азартом ученый.
– Как, в Австралии есть что-нибудь еще более удивительное? – спросила заинтригованная леди Элен.
– Да, ее климат: он еще необычнее, чем все, что в нем растет и живет.
– Как? – раздалось со всех сторон.
– Я не говорю уж о том, как богат воздух Австралии кислородом и беден азотом, не говорю об отсутствии влажных ветров вследствие того, что пассаты дуют параллельно побережью; и о том, что большинство болезней, начиная от тифа и кончая корью и разными хроническими болезнями, здесь неизвестны…
– Однако это немалое преимущество, – заметил Гленарван.
– Без сомнения, но, повторяю, я не это имею в виду, – ответил Паганель. – Здесь климат обладает свойством… прямо – таки неправдоподобным…
– Каким же? – спросил Джон Манглс.
– Вы ни за что мне не поверите…
– Поверим! – воскликнули заинтересованные слушатели.
– Так вот, он…
– Ну, что же?
– … благотворно действует на нравственность!
– На нравственность?
– Да, – с убеждением ответил ученый. – Он благотворно действует на нравственность. В Австралии металлы не ржавеют на воздухе, то же происходит и с людьми. Сухой и чистый воздух здесь быстро все выбеливает: и белье и души. В Англии подметили это свойство здешнего климата, почему и решили ссылать сюда людей для исправления.
– Как, в самом деле такое влияние чувствуется? – спросила леди Гленарван.
– Да, и на животных и на людях.
– Вы не шутите, господин Паганель?
– Нет, не шучу. Австралийские лошади и рогатый скот поразительно послушны. Вы сами в этом убедитесь.
– Не может быть!
– Но тем не менее это так. Преступники, переселенные в эту живительную, оздоровляющую атмосферу, через несколько лет духовно перерождаются. Это известно филантропам. В Австралии все люди делаются лучше.
– Но тогда каким же станете вы, господин Паганель, в этой благодатной стране, – вы, и без того такой хороший? – улыбаясь, сказала леди Элен.
– Стану превосходным, просто превосходным! – ответил географ.
На следующий день, 24 декабря, двинулись в путь на заре. Уже чувствовался зной, но терпимый. Дорога была почти ровной – и удобной для лошадей. Пролегала она по довольно редкому лесу. Вечером, после целого дня езды, отряд сделал привал на берегу озера Бланш с солоноватой и непригодной для питья водой.