Дети капитана Гранта - Страница 63

Но приближение грозных явлений природы вызывает во всяком живом существе какую-то смутную тревогу; побороть ее не могут даже самые сильные. Постояльцы омбу, взволнованные, угнетенные, были не в состоянии сомкнуть глаз, и в одиннадцать часов первый отдаленный раскат грома застал всех их еще бодрствующими. Гленарван пробрался на самый конец горизонтальной ветви и высунул голову из листвы.

Даль темного неба уже разрезали блестящие молнии, отчетливо отражаясь в водах разлившейся реки. Эти молнии разрывали тучи бесшумно, словно мягкую, пушистую ткань.

Увидев, что небо сливается с горизонтом в едином мраке, Гленарван вернулся к стволу.

– Что скажете, Гленарван? – спросил его Паганель.

– Скажу, что начало – на славу, друзья мои, и если так пойдет и дальше, то гроза будет страшнейшая.

– Тем лучше! – с восторгом вскричал Паганель. – Все равно грозы не избежать, но пусть хоть будет чем полюбоваться!

– Вот еще одна из ваших теорий, которая рассыплется с треском, – заметил майор.

– Одна из лучших моих теорий, Мак-Наббс! Я согласен с Гленарваном – гроза будет великолепная! Сейчас, когда я пытался заснуть, мне припомнилось Несколько случаев, которые вселяют в меня надежды. Ведь мы как раз находимся в краю великих электрических бурь. Я где-то читал, что в 1793 году как раз здесь, в провинции Буэнос-Айрес, во время одной грозы прогремело тридцать семь раскатов грома подряд. По наблюдению моего коллеги Мартена де Мусси, это длилось целых пятьдесят пять минут без перерыва.

– Он наблюдал с часами в руках? – спросил майор.

– С часами в руках. Единственное, что могло бы меня встревожить, если бы тревога помогала избежать опасности, – прибавил Паганель, – это то, что на всей этой равнине самый возвышенный пункт – омбу, на котором мы с вами находимся. Здесь был бы очень кстати громоотвод, ибо из всех деревьев пампасов молния почему-то питает особую слабость именно к омбу. А потом, вам, конечно, небезызвестно, друзья мои, что ученые не рекомендуют укрываться во время грозы под деревьями.

– Ну, нельзя сказать, чтобы совет этот был уместен, – заявил майор.

– Надо признаться, Паганель, вы чрезвычайно удачно выбрали момент, для того чтобы сообщить нам эти успокоительные сведения, – прибавил иронически Гленарван.

– Ба! Любое время хорошо для пополнения знаний… – отозвался Паганель. – О, начинается!

Раскаты грома прервали этот неуместный разговор. Их сила нарастала, а звук повышался. Приближаясь, они переходили из низких тонов в средние (если заимствовать подходящее сравнение из музыки). Небесные струны вибрировали все чаще – звук стал нестерпимым. Все вокруг пылало. Невозможно было определить среди этого огня, какому именно электрическому разряду соответствовал нескончаемый грохот, эхо которого, перекатываясь, уходило в бесконечную глубь неба.

То и дело сверкали молнии самой разной формы. Некоторые свергались перпендикулярно и вспыхивали по пяти-шести раз на одном и том же месте. Другие поразили бы любого ученого: если Араго в своей любопытной статистике всего два раза отмечал раздвоенную молнию, то здесь их было сразу сотни. Некоторые молнии, бесконечно разветвляясь, загорались кораллообразными зигзагами, на темном небесном своде вырисовывались как бы светящиеся деревья. Вскоре на северо-востоке протянулась яркая фосфорическая полоса. Воспламеняя тучи, словно какое-то горючее вещество, и отражаясь в бурных водах, она мало-помалу охватила весь горизонт. Это молния отразилась в воде, и омбу очутилось в центре огненной сферы.

Гленарван и его спутники глядели на это грозное зрелище молча. Их слов все равно не было бы слышно… Порой беловатый, точно призрачный свет на мгновение озарял то невозмутимое лицо майора, то оживленное любопытством лицо Паганеля, то энергичные черты лица Гленарвана, то растерянное личико Роберта, то беспечные физиономии матросов.

Однако ни дождя, ни ветра еще не было. Но вскоре хляби небесные разверзлись, и вертикальные, словно нити ткацкого станка, струи соединили черное небо с водной равниной. Крупные капли, ударяясь о поверхность огромного озера, отскакивали тысячами брызг, озаренных молниями.

Может быть, этот ливень предвещал конец грозы, и путешественники отделались лишь обильным душем? Нет! В разгар электрической бури на конце главной, горизонтальной ветви омбу вдруг появился окруженный черным дымом огненный шар величиной с кулак. Этот шар, покружившись несколько секунд на одном месте, разорвался, подобно бомбе, с таким грохотом, что он перекрыл даже непрерывный оглушительный гром. Запахло серой.

На миг все затихло, и в этот момент послышался крик Тома Остина:

– Дерево загорелось!

Том Остин не ошибся. Мгновенно, словно фейерверк, пламя охватило всю западную сторону омбу. Сучья, гнезда из сухой травы и пористая кора были прекрасной пищей для огня. Поднявшийся в это время ветер еще больше раздул его. Надо было спасаться. Гленарван и его спутники стали поспешно перебираться на восточную часть омбу, еще не охваченную огнем. Взволнованные, растерянные, они молча, то протискиваясь, то подтягиваясь на руках, карабкались по ветвям, гнувшимся под их тяжестью. Пылающие ветви корчились, трещали, извиваясь в огне, словно заживо сжигаемые змеи. Горящие головни падали в воду и, бросая пламенные отблески, уносились по течению. Пламя то поднималось до" самого неба, то, прибитое вниз разъяренным ураганом, охватывало все дерево, словно туника. Гленарван, Роберт, майор, Паганель, матросы были охвачены ужасом, их душил густой дым, обжигал нестерпимый жар. Огонь уже добирался до них; ничто не могло ни потушить, ни даже приостановить его. Несчастные считали себя обреченными сгореть заживо, подобно тем индусам, которых сжигают в утробе их божества – истукана.