Дети капитана Гранта - Страница 168

168

Однако Гленарван не заблуждался относительно ожидавшей его участи. Он знал, что только жизнью своей сможет заплатить за убийство вождя. А у диких народов смерть осужденного – лишь конец долгих пыток. Гленарван приготовился жестоко искупить то законное негодование, которое побудило его убить Кара-Тете, но он надеялся, что гнев Кай-Куму обрушится на него одного.

Какую ужасную ночь провели Гленарван и его спутники! Кто в силах был бы описать их тоску, измерить их муки! Бедный Роберт и храбрый Паганель так и не появились. Но разве могло быть хотя бы малейшее сомнение в их участи! Они, конечно, пали первыми жертвами мстительных туземцев. Всякая надежда исчезла даже у Мак-Наббса, который нелегко поддается унынию. А Джон Манглс, видя сумрачное отчаяние Мери Грант, разлученной с братом, чувствовал себя близким к безумию. Гленарван думал об ужасной просьбе леди Элен, желавшей умереть от его руки, чтобы избежать пыток или рабства. Найдет ли он в себе это страшное мужество?

«А Мери – какое право я имею убить ее?» – с болью в сердце думал Джон Манглс.

Бегство было заведомо невозможно. Десять воинов, вооруженных с головы до ног, стерегли двери храма.

Наступило утро 13 февраля. Туземцы не приближались к пленникам, огражденным табу. В храме была кое-какая еда, но несчастные едва к ней прикоснулись. Скорбь подавляла голод. День прошел, не принеся ни перемены, ни надежды. Видимо, погребение убитого вождя и казнь убийцы должны были совершиться одновременно.

Гленарван был убежден, что Кай-Куму оставил мысль об обмене пленников. У Мак-Наббса же все еще теплилась слабая надежда.

– Как знать, – говорил он, напоминая Гленарвану, как отнесся вождь к смерти Кара-Тете, – не чувствует ли в глубине души Кай-Куму, что вы оказали ему услугу?

Но, что бы ни думал Мак-Наббс, Гленарван не хотел больше ни на что надеяться. Прошел еще день, а никаких приготовлений к казни все не было. И вот чем объяснялась эта задержка.

Маори верят в то, что душа умершего пребывает в его теле еще три дня, и потому труп хоронят только по истечении трех суток. Этот обычай, заставлявший откладывать погребение, был соблюден со строжайшей точностью. До 15 февраля крепость была совершенно пустынна. Джон Манглс, взобравшись на плечи Вильсона, не раз вглядывался в наружные укрепления. Из-за них не показывался ни один туземец. Только сменялись часовые, бдительно несшие караул у дверей храма.

Но на третий день двери хижин распахнулись. Несколько сот дикарей – мужчин, женщин, детей – собрались на площади па. Они были спокойны и безмолвны.

Кай-Куму вышел из своего жилища и, окруженный главными вождями племени, поднялся на земляную насыпь в несколько футов вышины, находившуюся посредине крепости. Толпа туземцев стала полукругом немного позади. Все хранили глубокое молчание.

Кай-Куму сделал знак, и один из воинов направился к храму.

– Помни же, – сказала леди Элен мужу.

Гленарван молча прижал ее к сердцу. Тогда Мери Грант подошла к Джону Манглсу и сказала:

– Лорд и леди Гленарван согласятся с тем, что если муж может убить свою жену, чтобы избавить ее от позора, то и жених имеет право убить невесту. Джон, в эту последнюю минуту разве не смею я сказать, что в глубине души вы давно называете меня своею невестой? Могу ли я, дорогой Джон, надеяться на вас так же, как леди Элен на лорда Гленарвана?

– Мери! – воскликнул в смятении молодой капитан. – Мери! Дорогая!

Он не успел договорить: циновка поднялась, и пленников повели к Кай-Куму. Женщины были готовы принять смерть. Мужчины скрывали душевные муки под наружным спокойствием, говорившим о сверхчеловеческой силе воли.

Пленники предстали перед новозеландским вождем. Приговор его был короток.

– Ты убил Кара-Тете? – спросил он Гленарвана.

– Убил, – ответил тот.

– Завтра на рассвете ты умрешь.

– Один? – спросил Гленарван. Сердце его забилось.

– О, если б только жизнь нашего Тогонги не была ценнее ваших! – со свирепым сожалением воскликнул Кай-Куму.

В это время среди туземцев произошло какое-то движение. Гленарван быстро оглянулся. Вскоре толпа расступилась, и появился воин, весь в поту, изнемогавший от усталости. Каи – Куму сейчас же обратился к нему по-английски, очевидно желая, чтобы разговор был понят пленниками:

– Ты пришел из лагеря пакекас?

– Да, – ответил воин.

– Ты видел пленника – нашего Тогонгу?

– Видел.

– Он жив?

– Он мертв. Англичане расстреляли его. Участь Гленарвана и его спутников была решена.

– Завтра на рассвете вы все умрете! – воскликнул Каи – Куму.

Итак, несчастных ждала одинаковая кара. Леди Элен и Мери Грант молитвенно обратили взоры к небу.

Пленников не повели назад в храм. Они должны были присутствовать на погребении вождя и кровавых ритуалах, сопровождающих его. Отряд туземцев отвел пленников на несколько шагов в сторону, к подножию огромного дерева – куди. Там они и остались стоять, окруженные стражей, не спускавшей с них глаз. Остальные маори, погруженные в скорбь об усопшем вожде, казалось, забыли о них.

После смерти Кара-Тете прошло три установленных обычаем дня. Теперь, по верованиям новозеландцев, душа покойного окончательно покинула его бренное тело. Начался обряд погребения. Тело вождя положили на небольшую земляную насыпь посреди крепости. Покойник был облачен в пышные одежды и покрыт великолепной циновкой из формиума. На голову, украшенную перьями, был надет венок из зеленых листьев. Лицо, руки и грудь покойного, натертые растительным маслом, не обнаруживали никаких признаков разложения.

168