– Что из этого? – отозвался полицейский офицер. – Не имея этого права, они тем не менее пользуются им. Некоторым из этих молодчиков удается бежать, и вряд ли я ошибусь, если скажу, что наши молодцы прибыли прямехонько с Пертской каторги. Но, поверьте мне, они не замедлят туда вернуться.
Митчел кивнул в знак согласия. В эту минуту к переезду через полотно железной дороги подъехала повозка. Гленарвану хотелось избавить путешественниц от ужасного зрелища. Он тотчас же простился с инспектором и знаком пригласил своих спутников следовать за ним.
– Из-за этого все же нельзя прерывать наше путешествие, – сказал он им.
Подъехав к повозке, Гленарван сказал леди Элен, что здесь произошла железнодорожная катастрофа, умолчав при этом, что вызвана она была преступлением. Не упомянул он также и о шайке беглых каторжников: Гленарван собирался сообщить об этом только Айртону. Маленький отряд пересек железную дорогу в нескольких сотнях метров выше моста и продолжал свой путь на восток.
На горизонте, милях в двух от железной дороги, вырисовывались удлиненные профили нескольких холмов, замыкавших равнину. Повозка вскоре попала в узкие, извилистые ущелья. Ущелья эти вывели путешественников к прекрасным местам, где, разбившись на маленькие рощицы, росли с поистине тропической роскошью чудесные деревья. Самые замечательные из них – казуарины – казалось, заимствовали у дуба его могучий ствол, у акации – пахучие стручки, у сосны – жесткость сине-зеленых листьев. Сквозь их ветви выглядывали причудливые конусообразные вершины стройных, удивительно изящных банксий. Большие кусты с ниспадающими ветвями производили в этой чаще впечатление зеленых вод, льющихся из переполненных водоемов.
Восхищенные взоры блуждали среди всех этих чудес природы, не зная, на котором остановиться.
Маленький отряд на минуту задержался. Айртон, по приказанию леди Элен, остановил быков, и колеса повозки перестали скрипеть по кварцевому песку. Между рощицами расстилались длинные зеленые ковры. Какие-то холмики, расположенные рядами, разделяли их на квадраты, еще достаточно отчетливые, и делали похожими на большую шахматную доску. Паганель сразу понял назначение этих пустынных зеленых луговин, так поэтично приспособленных для вечного покоя. Он узнал четырехугольные могилы туземцев; ныне почти все они заросли травой и потому так редко попадаются путешественнику на австралийской земле.
– Это рощи смерти, – сказал он.
Действительно, перед глазами путешественников было кладбище туземцев, но оно дышало такой свежестью, было так тенисто, так уютно, так оживляли его стаи птиц, что не навевало никаких грустных мыслей. Его можно было принять за райский сад тех времен, когда на земле еще не властвовала смерть. Казалось, все здесь сделано для жизни. Могилы, которые когда-то содержались в безукоризненном порядке, теперь уже исчезали под бурно нахлынувшими травами. Нашествие европейцев заставило австралийцев далеко уйти от земель, где покоились их предки, и было ясно, что продолжающаяся колонизация в ближайшем же будущем отдаст эти кладбища под пастбища скоту. Вот почему эти рощицы встречаются все реже и реже, и нога равнодушного путешественника часто ступает по земле, под которой скрыты останки не так давно еще жившего поколения.
Паганель и Роберт, опередив своих спутников, ехали по тенистым аллейкам между могильными холмиками. Они разговаривали, просвещая друг друга, ибо Паганель утверждал, что ему очень много дают беседы с юным Грантом. Но не проехали эти два друга и четверти мили, как Гленарван увидел, что они остановились, затем сошли с лошадей и нагнулись к земле. Судя по их выразительным жестам, они нашли что-то чрезвычайно любопытное.
Айртон погнал быков, и повозка быстро нагнала обоих друзей. Тотчас стало ясно, почему остановились и чем были так удивлены Паганель и Роберт. Под тенью великолепной банксий спал мирным сном мальчик-туземец лет восьми, одетый в европейское платье. О том, что мальчуган – уроженец центральных областей Австралии, красноречиво говорили его курчавые волосы, почти черная кожа, приплюснутый нос, толстые губы и необычайно длинные руки; но смышленое лицо ребенка доказывало, что образование продвинуло его развитие.
Леди Элен, заинтересовавшись, сошла с повозки, и вскоре весь отряд окружил спавшего крепким сном мальчика.
– Бедное дитя! – проговорила Мери Грант. – Неужели он заблудился?
– Мне думается, – сказала леди Элен, – что он пришел издалека, чтобы посетить эти рощи смерти. Здесь, верно, покоятся те, кого он любил.
– Его нельзя так оставить, – заявил Роберт, – он ведь совсем один и…
Но сострадательная фраза Роберта осталась незаконченной: маленький австралиец, не просыпаясь, повернулся на другой бок, и окружавшие его, к своему величайшему удивлению, увидели прикрепленный к спине мальчика плакат, где было написано по-английски:
«Толине. Должен быть доставлен в Эчуку под присмотром железнодорожного носильщика Джеффри Смита. Уплачено вперед».
– Узнаю англичан! – воскликнул Паганель. – Они отправляют ребенка, как какую-нибудь посылку, и пишут на нем адрес, словно на конверте. Правда, мне говорили, что у них так делается, но я не хотел этому верить.
– Бедняжка! – промолвила леди Элен. – Уж не был ли он в том поезде, который сошел с рельсов? Быть может, родители его погибли, и он теперь один на свете?
– Не думаю, сударыня, – сказал Джон Манглс. – Этот плакат, наоборот, указывает на то, что он путешествовал один.